Как я вылечил рак у своей жены
Мария Самсоненко учредила Фонд борьбы с лейкемией, открыла с мужем несколько детских музеев и удочерила темнокожую девочку Айю Фото: Фонд борьбы с лейкемией
Ольга развелась после 37 лет совместной жизни, но зато – начала путешествовать. Оксана – бросила неинтересную работу и открыла стала печь торты на пордажу. Ирина – вышла замуж, она много лет проработала гинекологом и приняла решение не делать аборты, сейчас она лишь наблюдает беременности… Маша – учредила Фонд борьбы с лейкемией, открыла с мужем несколько детских музеев и удочерила темнокожую девочку Айю.
Ольга Киселева, Москва, 62 года, лейкоз
Ольга Киселева начала путешествовать Фото: Фонд борьбы с лейкемией
Первый раз диагноз лейкоз Ольге Александровне поставили в 2010 году. Полгода она лечилась, еще два года находилась на поддерживающей терапии, а в 2015 году – заболела снова, только уже другим видом лейкоза. В этот момент от нее ушел муж. «Мы прожили 37 лет, не могу сказать, что счастливо, но без скандалов. Когда я заболела во второй раз, он сказал, что больная я ему не нужна. Он разругался с сыном, дочерью и полностью пропал из нашей жизни, – рассказывает Ольга Александровна. – Сейчас мы видимся только на даче, которую он тоже хочет у нас забрать».
Когда Ольга Александровна вышла из больницы, она развелась и разменяла квартиру. Хорошо, что рядом были родные: сын, дочь, внуки, сестра. Недавно сын свозил маму за границу, в Прагу, потом в Казань. Она всегда мечтала путешествовать, но было не до этого. Надо было растить детей, ухаживать за мужем. Сейчас Ольга Александровна чувствует себя не брошенной, а свободной. «Наконец-то я могу ходить в театры, путешествовать, принимать решения ни на кого не оглядываясь. Болезнь – серьезная проверка для отношений, но то, что мы ее не прошли, даже к лучшему».
Оксана Соловьева, Москва, 39 лет, лимфома
Оксана Соловьева верит: «Отдавая добро другим, мы сами его получаем в ответ» Фото: Фонд борьбы с лейкемией
За полгода до болезни Оксана рассталась с мужем и осталась одна с тремя детьми. В тот момент казалось, что жизнь рухнула: «Для меня это было сильнейшим потрясением, я получила двойной удар: муж не просто ушел от меня, выяснилось, что он еще и долго обманывал». Оксана очень сильно переживала, даже диагноз восприняла как логическое продолжение всей этой истории. Однако в больнице она полностью пересмотрела свою жизнь. Почти у всех, кто лежал с ней в палате, перед болезнью был очень сильный стресс. Кто-то расстался с любимым человеком, кто-то потерял работу из-за конфликта с начальством. Но по сравнению с борьбой за жизнь все это было ерундой. Оксана поняла, что что бы не происходило, теперь она не будет принимать это близко к сердцу.
После болезни у Оксаны был жуткий страх перед жизнью, она боялась дышать, есть, как улитка опасалась вытащить свои рожки. По рекомендации врача сидела на жесткой диете, исключив все ненужные продукты, — сладкое, жирное, фастфуд. Оксане нужен был адреналин, и она увлеклась картингом. Благодаря своему хобби, она освободила голову от страхов и мыслей о рецидиве и поняла, что жизнь после болезни есть!
Оксана не вернулась на работу менеджера, она стала печь торты на заказ, сейчас у нее много постоянных клиентов. Вот только вопрос с мужчинами для Оксаны пока закрыт.
«Мне очень помогли друзья. Если человек один, он замыкается. Я поняла, что не нужно растрачивать себя на ненадежных людей, которые тебя не поддержат в трудной ситуации. У каждого человека должен быть хотя бы один друг. Недавно ездила на Мальдивы по приглашению своих друзей, они помогали мне до болезни, помогают и сейчас. Отдавая добро другим, мы сами его получаем в ответ» – говорит Оксана.
Ирина Козлова, Москва, 47 лет, лимфобластный лейкоз
Ирина Козлова пересмотрела свою жизнь после болезни Фото: Фонд борьбы с лейкемией
Ирина врач, у нее было крепкое здоровье, и вдруг онкология. На тот момент у нее были отношения с мужчиной, влюбленным в нее еще со школы. Они решили ничего больше не откладывать и поженились во время лечения. С тех пор муж всегда был рядом. В моменты отчаяния он говорил Ирине, что они будут бороться до победного конца. Рядом была и взрослая дочь, и родственники, и друзья.
После пересадки костного мозга, на фоне приема препаратов, которые подавляют иммунитет, чтобы костный мозг не отторгался, Ирина попала в реанимацию с сепсисом. Три недели была на искусственной вентиляции легких, а когда очнулась, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Любящий муж возил ее в инвалидной коляске и говорил, что все будет хорошо, хотя сама Ирина в этом была не уверена. Любые контакты были опасны, какое-то время она не работала и из-за этого находилась как будто в вакууме.
«Я поняла, что жизнь не бесконечна и нужно радоваться каждому дню. Коллеги, соседи говорят, какая плохая погода, снег, дождь, зима. А для меня все радостно — хорошо, что снег, слякоть, лужи или солнце, замечательно, что капли на окне. Мелочи, которые раньше я не замечала, стали радовать меня в новом свете, это совсем другая жизнь, и я ее ценю. Стала бережнее относиться к своим близким, ни на кого не злюсь, лучше понимаю даже самых капризных своих пациенток. Теперь я меньше интересуюсь материальными вопросами и не настроена работать, чтобы зарабатывать. Очень люблю свою работу, но не берусь за дополнительную, так как поняла, что много работая, ты лишаешь себя жизни, общения с близкими людьми. Работа — это социализация, а не заработок. А до болезни это было наоборот», — рассказывает Ирина.
До болезни она работала в частной клинике гинекологом, и в том числе делала своим пациенткам аборты. На новой работе в женской консультации Ирина ведет беременных женщин и категорически не делает аборты: «Я пересмотрела свою жизнь и поняла, что от абортов давно надо было отказаться. Я относилась к этому как к работе, ведь не я принимала решение. Но когда я выкарабкалась и буквально вымолила свою жизнь, я приняла решение больше этого не делать».
Мария Самсоненко, Москва, 40 лет, лейкоз
Мария не считает, что ее изменила болезнь. Ее изменили люди, которые были рядом. Фото: Фонд борьбы с лейкемией
Чуть больше 10 лет назад Маше поставили диагноз: грипп. Однако грипп не проходил, Маше становилось все хуже, пока наконец-то – уже совсем изможденная – она не оказалась в Гемцентре с диагнозом лейкоз. «Если не выздороеешь – я на тебе не женюсь» – говорил ей ее тогда еще гражданский муж Максим, с которым у них уже была общая дочка Даша. Маша прошла несколько курсов химиотерапии, перенесла трансплантацию костного мозга (донором стала ее родная сестра Саша) и вышла в ремиссию. До этого Маша была домоседкой, а после – в нее словно вселился другой человек. По образованию она режиссер, до болезни работала в маркетинге, после – пошла учиться на психолога, сейчас работает в рекламе, параллельно консультирует родителей и детей, помогает мужу открывать современные детские музеи (Живые Системы, Экспериментаниум и др), а также является учредителем Фонда борьбы с лейкемией, который помогает взрослым больным раком крови.
«Сложнее всего мне было принять мое бесплодие – рассказывает Маша – После лечения у меня не может быть детей. Когда нашей Даше исполнилось 18 лет, мы усыновили малышку – Айю. Наша вторая дочь – мулатка. Мы не планировали изначально усыновлять именно темнокожего ребенка, но когда увидели ее – случилась любовь с первого взгляда».
Маша не считает, что ее изменила болезнь. Ее изменили люди, которые были рядом. Они поддерживали, вдохновляли, не позволяли впадать в тоску и вместе с ней двигались дальше.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Таких не берут в космонавты. О чем, на самом деле, мечтают люди, которые лечатся от лейкоза
C диагнозом рак жизнь не заканчивается. Напротив, болезнь нередко становится стимулом, чтобы переосмыслить всю жизнь. Даже мечты претерпевают изменения. Арина Летова пообщалась с теми, кто лечится от рака крови, и записала их истории и мечты (подробности)
Источник
На счет дихлорацетата не знаю т.к. узнал относительно недавно о нем, а вот соду я бы рекомендовал пить практически всем людям 3 раза в день или хотя бы по утрам и вечерам натощак за 30-40 минут до еды, растворяя 13-12 чайной ложки соды (а раковым больным может и по целой) в стакане горячей воды, но не более 100 градусов иначе она распадается. Начинать лучше с 15 чайной ложки постепенно увеличивая дозу. Современные исследования в организме человека, животных и растений роль соды заключается в нейтрализации кислот, повышении щелочных резервов организма в поддержании в норме кислотно-щелочного равновесия. У человека показатель кислотности pH крови должен находиться в норме в пределах 7,35-7,47. Если pH меньше 6,8 (очень кислая кровь, сильнейший ацидоз), то наступает смерть организма (БСЭ, т.12, с. 200). В настоящее время большинство людей страдает от повышенной кислотности организма (ацидоза), имея pH крови ниже 7,35. При pH меньше 7,25 (сильный ацидоз) должна назначаться ощелачивающая терапия: прием соды от 5 г до 40 г в сутки (Справочник терапевта, 1973, с. 450, 746).
При отравлении метанолом внутривенная суточная доза соды достигает 100 г (Справочник терапевта, 1969, с. 468).
Причинами ацидоза являются яды в пище, воде и воздухе, лекарства, пестициды. Большое самоотравление людей психическими ядами происходит от страха, беспокойства, раздражения, недовольства, зависти, злобы, ненависти… При потере психической энергии почки не могут удерживать в крови высокую концентрацию соды, которая при этом теряется вместе с мочой. Это другая причина ацидоза: потеря психической энергии ведет к потере щелочей (соды).
Если соду принимать правильно (с водой, начиная с 1/5 ч. ложки 2 раза в день), то ни какого раздражения слизистой это не должно вызвать.
Для коррекции ацидоза назначают 3-5 г соды в сутки (Машковский М.Д. Лекарственные средства, 1985, т.2, с. 113).
Сода, уничтожая ацидоз, повышает щелочные резервы организма, сдвигает кислотно-щелочное равновесие в щелочную сторону (pH примерно 1,45 и выше). В щелочном организме происходит активация воды, т.е. диссоциация ее на ионы Н+ и OH- за счет аминных щелочей, аминокислот, белков, ферментов, нуклеотидов РНК и ДНК.
Здоровый организм для пищеварения вырабатывает сильно щелочные пищеварительные соки. Пищеварение в двенадцатиперстной кишке происходит в щелочной среде под действием соков: панкреатический сок, желчь, сок бруттнеровой железы и сок слизистой оболочки двенадцатиперстной кишки. Все соки имеют высокую щелочность (БМЭ, изд. 2,т. 24, с. 634).
Панкреатический сок имеет pH=7,8-9,0. Ферменты панкреатического сока действуют только в щелочной среде. Желчь в норме имеет щелочную реакцию pH=7,50-8,50.
Секрет толстого кишечника имеет сильно щелочную среду pH=8,9-9,0 (БМЭ, изд. 2, т. 12, ст. Кислотно-щелочное равновесие, с. 857).
При сильном ацидозе желчь становится кислой pH=6,6-6,9 вместо нормы pH=7,5-8,5. Это ухудшает пищеварение, что приводит к отравлению организма продуктами плохого пищеварения, образованию камней в печени, желчном пузыре, кишечнике и почках.
В кислой среде спокойно живут глисты опистархоза, острицы, аскариды, цепни и др. В щелочной среде они гибнут.
В кислом организме слюна кислая pH=5,7-6,7, что приводит к медленному разрушению эмали зубов. В щелочном организме слюна щелочная: pH=7,2-7,9 (Справочник терапевта, 1969, с. 753) и зубы не разрушаются. Для лечения кариеса кроме фтора необходим прием соды дважды в день (чтобы слюна стала щелочной).
Источник
Вышла книга «Одной крови» — личная история семьи журналиста Романа Супера, а также репортаж о лечении в онкоцентре на Каширке, которое прошла его жена Юлия. Елена Ванина спросила у Супера, как в этой ситуации сохранить любовь, разум, семью и себя самого.
Полное название книги — «Одной крови. Любовь сильнее смерти»Твоя книга — не только рассказ о том, как ты и твоя жена Юля победили рак. Это невероятная история любви. Очень красивая и пронзительная.
- Мне просто всегда везло с девочками. С моей мамой, которая была когда-то девочкой. С моими учителями в школе и университете, которые тоже когда-то были девочками. И с моей женой, которая была вполне себе девочкой, когда мы познакомились.
- Это же было довольно давно?
- Да. Я учился в школе, собирался поступать на журфак и ходил на курсы для абитуриентов, которые вела одна студентка журфака. Юля была подругой этой студентки и случайно зашла на занятие, когда там находился я. Так мы познакомились. Дальше я отбил ее у жениха, с которым они должны были вот-вот пожениться. Дальше сам стал женихом, потом мужем, потом папой нашего ребенка. Вот так.
- Вы молоды, счастливы, у вас недавно родился ребенок. Вы ждете от жизни чего угодно, но только не этого. И вдруг на вас обрушивается этот страшный диагноз — рак. Помнишь, что с тобой было?
- Я очень испугался. Я стал представлять себе похороны, кладбище. Стал представлять, как буду воспитывать ребенка один и при этом работать. Конечно, в такой ситуации нужно срочно звонить человеку, который может подсказать, что делать. В моем случае это была Катя Гордеева (журналист, автор документальных фильмов и книг «Победить рак». — Прим. ред.), которая на раке съела собаку. Мы поговорили, Катя меня быстро привела в чувство. И это помогло. Ты нервничаешь, волнуешься, боишься всего. И страхи отвлекают тебя от того, на чем ты действительно должен сосредоточиться. И ты должен понять, что вся твоя дальнейшая жизнь будет малоприятной работой, которая вытянет из тебя очень много сил. Тебе нужно будет постоянно себя успокаивать.
- Страх. В России, кажется, для всех это синоним рака. Я как-то шла по центру Берлина, и мне навстречу бежали марафон люди, на них были веселые майки — «Победим рак». Они улыбались. А я увидела их и тут же машинально отвернулась в другую сторону. Нет-нет, мне, конечно же, не страшно, просто дом на той стороне очень красивый. Возникает ощущение, что спрятаться — это универсальный рефлекс.
- Это очень большая проблема. Папа моей жены — глубоко больной человек. На его глазах заболела, а потом вылечилась его дочь. Но я не знаю, что должно произойти, чтобы он зашел в больницу и обратился к врачу. Неважно, из-за пустяка или из-за серьезной проблемы. Как это объяснить рационально, я не знаю. Но таких примеров очень много. А смысл должен быть прямо противоположный: стало страшно — беги к врачу. Наверное, задача людей, у которых есть ресурсы, как-то это пропагандировать. Я писал эту книгу и думал, что потом, возможно, ее можно будет воспринимать как инструкцию. Когда у тебя случается такая беда, ты совершенно не знаешь, о чем думать, за что хвататься и куда бежать. Очень просто сойти с ума. Мне хотелось написать об этом. Способна ли моя книга, книга Кати Гордеевой или какая-то другая книга что-то изменить системно? Не думаю. Но если даже несколько тысяч человек посмотрят на проблему иначе, это уже будет большой успех.
Юлия Супер, Роман Супер и их сын Лука. Снова вместе после реабилитации
Фотография: Анна Шмитько
- Когда я смотрела на своих знакомых, у которых заболевали раком муж или жена, мне иногда казалось, что заболевшие держатся лучше своих родных. Это так?
- Да, это правда. Первое, что хочется сделать, — это раскиснуть, закрыться от всего и убежать от проблемы. Но тогда совсем конец. Тогда ничего точно не получится. Я видел, как Юля лежала под капельницами, которые выжигали ее изнутри, выворачивали наизнанку. И за эти шесть адских курсов химиотерапии она пожаловалась и дала волю эмоциям полтора или два раза. Я делал это гораздо чаще.
- Почему вы решили остаться лечиться в России, а не поехали за границу?
- Мы попали к врачу, которого нам посоветовала Катя Гордеева, и он нам очень доступно объяснил, что есть виды рака, которые одинаково лечатся во всем мире. По общепринятым стандартам. Лимфома — как раз один из них. Так что в поездке за границу не было особенного смысла.
- Так вы попали в больницу на Каширском шоссе?
- Да. Если есть ад на земле, то это «Каширка». Хотя у меня очень двойственное отношение к этому месту. С одной стороны, я его ненавижу. Каждый раз, когда я проезжаю мимо этого здания, я закрываю глаза. Я вспоминаю кошмарные картины: зеленых, полуживых людей, которые ходят по коридорам в полуприсяде. Ты хочешь вызвать медсестру, которая должна сменить пакет с химией, нажимаешь кнопку вызова один раз, второй раз, третий. И ничего не происходит. Может пройти 40 минут, прежде чем к тебе кто-то подойдет. Но, опять же, в нашем случае это была лимфома — вид рака, который лечится по международному протоколу. Поэтому мы понимали, что, несмотря на утюги и облезлые стены, это будет химия, которая приехала из Германии. Это будут формулы, придуманные лучшим мировым сообществом онкологов. Эта мысль, конечно, очень грела. В конце концов, благодаря этому месту жив мой самый близкий и любимый человек.
- В эту больницу сложно попасть?
- В отделении на двадцатом этаже, где Юля лежала полгода, не было ни одного человека, который попал бы туда без блата. Ни одного случайного человека. Всегда был какой-то важный звонок.
- Ты в книге описываешь, как Юля для многих больных заменила психолога, стала помогать больным сама.
- Да, она ходила по этажу и сначала сама стучалась в двери, потом к ней начали выстраиваться очереди. Она давала людям самые разные советы. Например, как блевать не двадцать четыре часа в сутки, а хотя бы семь. Ведь у врачей есть план лечения. И в этот план вписано определенное лекарство. Например, противорвотное. Оно может тебе подойти, а может не подойти. Но никто не вдается в детали, тебе просто капают его — и все. А дальше уж как повезет. А Юля знала, что есть масса противорвотных препаратов — и те, которые капают на Каширке, скорее всего, так себе. Нужно спуститься в аптеку на первый этаж и купить то, что действительно поможет. Помогать людям там — это особый способ досуга. Можно просто лежать и умирать. Книжки особо не почитаешь: слишком сильно крутит, интернета нет, фильмы смотреть тоже не получается. И выходит, что общение с людьми — это компромиссный вариант.
- Ваш сын когда-нибудь был в этой больнице?
- Нет, конечно. Я видел там детей, но, мне кажется, им совершенно нечего там делать. Лука был совсем маленький, и объяснять ему про онкологию было, наверное, бессмысленно. Он понимал, что мама болеет. В какой-то момент мама стала лысой. Но мы сделали так, чтобы для Луки это стало чем-то вроде прикола: ой, мама лысая. Мама заболела, но потом мама выздоровела.
- Сложно было остаться с сыном вдвоем?
- Юлино лечение выпало на летние месяцы, поэтому Лука большую часть времени проводил на даче с бабушками и дедушками. В этом смысле нам повезло. Но у меня на самом деле уже был опыт тесного общения с собственным ребенком без мамы. За некоторое время до этого у Юлиной мамы тоже обнаружили рак, но другой. Такие вот мы везучие. Юля заменила ей сиделку, а я был с Лукой. Так что я привык. Самое сложное — это вести себя с ребенком так, как будто не происходит ничего страшного. Одной половинкой мозга ты должен думать про мороженое, детскую площадку, веселье и мультики. А другой — что мама этого мальчика сейчас в страшной беде. Конечно, это непростая штука. Но она расставляет многие вещи по местам. Ты пересматриваешь приоритеты в жизни. После того как Юля заболела, мы с ней не ругались вообще ни разу. То есть вообще ни разу. И именно Лука оказался для нас главной силой. Мы поняли, что нам очень хочется оказаться на его свадьбе вдвоем. Нам очень хочется отмазывать его от армии. Нам очень хочется показывать ему фильмы, которые мы любим. И книжки советовать, которые нам нравятся.
- Меня потрясло, что первые два врача, к которым вы обратились, на протяжении долгого времени продолжали убеждать вас, что это просто простуда.
- Такое встречается сплошь и рядом, к сожалению. Это традиция отечественной медицины — самое страшное оставляем на потом. Время уходит, а мы все исключаем маленькое и незначительное. Хорошие врачи это понимают. Хорошие врачи тоже грустят о том, что все так.
- Что было самым сложным в этом лечении?
- Все самое сложное чисто физиологически началось через год после лечения. Лучевая терапия — это маленький Чернобыль для человека. Проходит время, и тебя вдруг начинают догонять какие-то побочные эффекты, о которых тебя даже не предупреждали. Сыпется щитовидная железа, ты перестаешь контролировать свой вес, не ешь ничего и все равно толстеешь. Или вдруг ночью просыпаешься с сердцебиением, которого в принципе не может быть у человека. Это очень страшно. Ведь ты думал, что вылечился. Началась новая жизнь. Все самое страшное уже позади. И вдруг этот пульс, как у лошади. Лечение рака — это еще и реабилитация, которой в России никто не занимается.
Мы тебе вылечили опухоль. До свидания. Живи. Но как ты будешь жить — это, в принципе, твоя проблема.
- Мне кажется, еще одна очень сложная вещь — это побороть страх того, что болезнь вернется снова.
- Это вообще отдельная история. После лечения ты начинаешь жить от обследования к обследованию. Естественно, чем ближе момент очередного обследования, тем больше симптомов рецидива ты обнаруживаешь. Вот Юля начала кашлять или с ней случилось что-то нехорошее — все, конец. Это точно рецидив. Но либо ты справляешься с этим страхом и заменяешь его более продуктивными мыслями, либо просто ложишься и умираешь вместе со своим родственником. Бухаешь, теряешь моральный облик и превращаешься в животное. Но от этого будет только хуже всем.
- Когда ты решил написать эту книгу, ты советовался с Юлей?
- Я ей задал всего один вопрос: «Ты не против, если я напишу историю твоей болезни так, как есть?» Честно, не скрывая какие-то физиологические подробности. И Юля попыталась вспомнить, сколько книг о раке она нашла после того, как заболела. Вспомнила две хорошие книги и сказала: «Две хорошие книги на такую большую страну — это очень мало. Давай напишем третью». Потому что такие книги на самом деле очень помогают. Я даже толком не могу сформулировать почему. Когда Юля лежала на Каширке, ее настольной книгой была книга Кати Гордеевой «Победить рак». Она читала ее, как Библию. Честно рассказанные истории людей, которые победили или не победили рак, как-то жутко вдохновляют.
- Есть много историй о том, как люди, у которых тяжело заболевали муж или жена, не выдерживали и уходили. Я не знаю, миф это или нет.
- Мне писало довольно много несчастных женщин в фейсбуке: как круто, что вы рядом, а наши мужья — свиньи — нас бросили. С одной стороны, это очень просто понять. Потому что самый простой способ избавиться от страха — это уйти. А с другой — я не понимаю, как жить после этого? Тебе же нужно будет потом как-то объясниться перед новой женщиной или перед ребенком. А объяснения никакого нет, кроме того, что ты — мудак.
- Тебе важно было описать не только болезнь, но и любовь.
- Потому что рак — это не конец. Это не смерть, это часть жизни. Иногда. И для того чтобы это описать, нужно описать жизнь. Нашу жизнь этот эпизод если и не перевернул, то всколыхнул очень сильно.
- Если смотреть на тот путь, который вы вместе проделали, можно сказать, что тебя он чему-то научил?
- Главный вопрос, как мне кажется, который ты должен себе задавать в такой ситуации, — это не «За что?». А «Зачем?». На вопрос «За что?» нет ответа. А вот над вопросом «Зачем?» стоит подумать. Я про это пишу в книжке. После этой истории каждую свою свободную секунду я стараюсь проводить с семьей, просто все время хочется быть вместе. Такого не было до болезни. Эта жизнь — очень правильная. Она рождает массу приятных ощущений, которых мы сами себя лишаем. Может быть, за этим.
«Одной крови», Роман Супер. Издательство Individuum, Москва, 2015. С 19 октября — в книжных магазинах страны, подписчикам Bookmate доступна электронная версия. Автор представит книгу 28 октября в 20.00 в «Доме 12»
Источник