Как меня вылечили рак в чечне
Во время борьбы с коронавирусом кажется, что все остальные болезни отошли на второй план. Но так кажется только здоровым. В условиях пандемии никто не отменил, в частности, рак. Заведующий отделением хирургии № 1 чеченского Республиканского онкологического диспансера, врач-маммолог, пластический хирург, хирург-онколог высшей категории Адам Токаев рассказывает об особенностях своей работы — в операционной, в больничных палатах и даже в зале суда.
Фото: Диана Магомаева
Чеченский мужчина — маммолог?
— Многие задаются этим вопросом. Удивляются: «Неужели чеченские женщины к вам приходят?» Я прекрасно знаю, каково нашим женщинам идти на прием к врачу-мужчине. Даже не к маммологу. Но все же — да, пациентки ко мне идут. Хотя это случилось не сразу.
Я начинал работать в 2004 году в единственном на всю республику отделении общей онкологии ГКБ № 1 Грозного, рассчитанном всего на 30 мест. Работали в тяжелейших условиях. Реанимации не было, палата интенсивной терапии отличалась от обычных лишь меньшим количеством коек. Оперировали в малюсенькой операционной. Шили капроном и кетгутом, который даже в то время уже нигде не использовался. Часто отключали свет, и я всегда носил с собой налобный рыбацкий фонарь.
В онкологии очень важен послеоперационный период, у нас же не было возможности выхаживать пациентов после сложных операций. Делали в основном по гинекологическому профилю и на молочной железе — таким больным на следующий день можно вставать. Это и определило мою специализацию.
Для стеснительных пациенток сейчас в отделении есть женщины-маммологи. Я их обучаю, передаю опыт: у нас должна быть надежная команда.
Все началось с лягушек
— С детства мне было интересно, как устроено тело человека и вообще весь животный мир. Всегда представлял себя врачом-хирургом и уже в классе девятом препарировал лягушек. Не с целью садизма, конечно. Проводил опыты: иголкой отсоединял головной мозг от спинного — при этом все функции жизнеобеспечения работали, ножницами резецировал нижнюю челюсть. Пытался сам сделать кардиограф.
Нет, я был совсем не идеальным учеником. Директор нашей школы пророчил мне и моему другу будущее наркоманов. Мы с ним потом встречались — вскрывал ему распухший палец, когда уже работал врачом.
После окончания школы поступил в Азербайджанский медуниверситет. Помню, Москва и Питер выделяли Чечне максимум два места на бюджетной основе, а Баку — целых 15. Правда, на них претендовали 97 абитуриентов. Мне посчастливилось пройти отбор и поступить.
Это было военное время, и если в регионах России к чеченцам относились не очень, то азербайджанцы, наоборот, старались помочь, поддержать. Взрослые часто вспоминали, как чеченцы их выручали в армии. Приятно вспоминать студенческие годы.
«Лечим не только радикально, но и красиво»
— Хирургический корпус Республиканского онкологического диспансера, состоящий из трех отделений, открылся в декабре 2014 года и был обеспечен самым передовым медицинским оборудованием. К нам на мастер-классы приезжали ведущие хирурги головных онкоцентров и поражались оснащению наших операционных. Главврачом тогда был Эльхан Сулейманов, нынешний министр здравоохранения республики. Он и пригласил меня на работу.
Фото: Диана Магомаева
Фото: Диана Магомаева
Наше отделение хирургии № 1 занимается новообразованиями в молочных железах, голове, шее, на коже и в мягких тканях. В настоящее время активно внедряем реконструктивно-пластические операции. То есть если раньше при раке молочной железы мы удаляли грудь, то сейчас имеем возможность либо сохранить ее, выполнив онкопластическую резекцию, либо после удаления полностью реконструировать.
Лечим рак не только радикально, но и красиво. Вообще, вся хирургия — это творческая профессия, на мой взгляд. А пластическая хирургия — особенно. Не было бы творчества в моей профессии, не знаю, смог бы я здесь работать. Плюс я люблю познавать новое. Если нет развития, для чего жить тогда?
Современные методы лечения уже доказали, что рак молочной железы — диагноз не угрожающий. Женщина может жить полноценной жизнью и не чувствовать себя инвалидом.
К сожалению, очень редко пациентки приходят на I или II-А стадии рака — когда молочную железу можно сохранить. Мы проводим онкопатрули, активно работаем в соцсетях и со СМИ, и все равно они приходят на II-Б стадии — когда опухоль размером с грецкий орех. Как правило, уже имеются метастатически пораженные лимфоузлы.
Но и в таких случаях, и даже при III-А и III-Б стадиях мы проводим предоперационный курс химиотерапии, уменьшаем опухолевой очаг вплоть до полного рассасывания, и только потом — хирургия.
По желанию пациентки ставим эндопротезы или же перемещаем ее собственные ткани — с живота, со спины кожу, жир, мышцы.
Два варианта
— Встречаются и неординарные случаи. Как-то меня вызвали к тяжелой больной в отделение паллиативной терапии, где лежат пациенты, которым уже не помочь.
Пациентке 63 года, рост 162 см, а опухоль груди окружностью 83 сантиметра — в половину ее роста. Из-за веса этой опухоли она не может встать. Поверхностные вены под кожей уже с мизинец толщиной, три очага, и скоро будет распад, то есть все прорвется наружу.
Не спешите готовить саван
Как выстоять и даже победить, когда в твою семью вторгается беда под названием «рак», — о личном опыте борьбы рассказывают бывший онкобольной из Чечни и его брат
Я не спрашиваю, почему довели до такого состояния, не критикую. Просто объясняю родственникам, что есть два варианта. Первый — оставить все как есть, и в скором времени она погибнет от опухолевой интоксикации.
Второй вариант — операция, но здесь большие риски, потому что у больной сахарный диабет, ожирение и гипертония.
Я даже не знал, согласятся ли анестезиологи. Операция очень сложная: полное удаление опухоли, а потом — дефект почти на половину тела, который надо чем-то закрыть.
У нее был достаточно большой живот, и я предложил фартук живота пришить вместо молочной железы. Родственники посмотрели на меня подозрительно. Потом самый старший спрашивает: «Ты такие операции много раз делал?» Я говорю: «Никто такую операцию никогда в республике не делал. Но если вы доверяете, то я сделаю». Ушли, посовещались, потом пришли и дали согласие.
Операция длилась 12 часов. Обычно такие операции выполняют две группы хирургов: одни работают на груди, другие — на животе. Мы же с коллегой сделали вдвоем.
В итоге пациентка осталась недовольна: «Зачем ты мне сюда живот пришил, у меня теперь нет чувствительности». Прожила после этого три с половиной года, в прошлом году умерла от инсульта.
Вазелиновая чума
Фото: Диана Магомаева
— Немало женщин в Чечне калечат себя этой гадостью — вазелиновым маслом. Это просто какой-то бич. С начала нулевых его стали активно продвигать женщины-шарлатанки: открывали якобы косметические салоны и зазывали женщин увеличить и подтянуть грудь. У пластических хирургов такая операция стоит от 200 тысяч рублей. Вазелин же вводят за 20−50 тысяч, хотя его себестоимость — 50 рублей.
О пластике груди не говорят родным: никто не поймет. А тут предлагают все сделать за 5 минут — ни шрама, ни рубца, ни госпитализации. И относительная дешевизна.
Но беда в том, что после введения вазелина от него не избавишься. Он начинает пропитывать мягкие ткани, образуются язвы. Если вводят в голень, чтобы выровнять контур ног, он стекает вниз — ноги опухают так, что обувь не наденешь. Если в ягодицы — стекает со временем по бедрам. И ходят бедолаги с этой бедой, мучаются, молчат — ни мужу, ни родным не говорят.
Однажды привезли крайне тяжелую пациентку: рак обеих молочных желез, метастазы в костях, легких, печени. Сидит в инвалидном кресле, ходить не может. Как подтверждение диагнозу сопровождающие ее мать и сестра показали выписку из московской клиники.
После осмотра пациентки спрашиваю: «Давно вам ввели вазелин?» Она изобразила недоумение: «Вазелин? Нет. Девять лет назад лечили, какое-то лекарство ввели». «У вас не рак молочных желез, вам ввели в них вазелиновое масло, и то, что метастазы в кости, — неправда, можете встать и идти».
Мое заключение вызвало бурное негодование матери: «Как ты посмел? Она три месяца уже парализована: метастазы в позвоночнике, ноги отказали! Мы ее даже в санузел на руках носим! Нам в Москве сразу диагноз поставили, дали инвалидность!»
Да, это было похоже на отечно-инфильтративную форму рака молочной железы, а коллеги в Москве, видимо, не встречали такую патологию. Эпицентр вазелиновой проблемы здесь, в Чечне.
Ушли недовольные и обиженные. На следующий день мать вернулась вся в слезах, с извинениями: дочь призналась, что вводила вазелин и что имитировала парализованность. Хотела добиться, чтобы после развода муж разрешил ей видеться с детьми.
На операцию больная пришла на своих ногах. Удалил обе молочные железы и сделал реконструкцию груди.
Когда молчание не золото
— С вазелиновой проблемой давно борюсь. Донес ее до руководства республики, и в прошлом году по косметическим салонам прошли массовые рейды. Всех, кто без лицензии или у кого препараты не сертифицированы, закрыли.
В 2007 году одну женщину-косметолога посадили — пострадавшей была девушка-адвокат. В прошлом году одну осудили, но у нее пятеро детей, младшему — два года, отложили наказание до достижения совершеннолетнего возраста. Сейчас идет следствие в отношении еще одной.
Я, как лечащий врач истца, присутствовал на одном процессе. Подсудимая считала себя правой. Еще и заявляла мне нагло: «А ты докажи, что это был вазелин! Я ей вколола витамины».
Фото: Диана Магомаева
Некоторые косметологи считают меня виноватым в том, что их салоны закрыли. Но если работать по закону, никаких проблем не возникнет.
Вводят ли сегодня вазелин, не знаю. Узнаю только в 2025−2028 году. Тяжелые последствия появляются через 5−8 лет, а первые два-три года увеличившие грудь счастливы, еще и родственниц, подруг подбивают.
Проблема еще и в умалчивании. Пациентки умоляют никому из родственников не говорить. Объясняю им: «Вы молчите, а сегодня такой же девушке вазелин вводят, она придет через пять лет и будет плакать, как вы». Все равно говорят «нет».
В основном на этот шаг идут рожавшие женщины. Поэтому хочу сделать стенды с фотографиями пораженных органов и повесить их в родильных домах, чтобы было наглядно видно, к чему приводит введение вазелинового масла.
Знакомлю с этими случаями и коллег из других регионов. Выступал на конференции в Москве с темой «Проблема вазелиновых инъекций в Чеченской Республике. Реконструктивно-пластические варианты лечения».
Жук-знахарь и травник-шарлатан
— Крайне негативно отношусь к альтернативной медицине в онкологии. Каждые два-три года появляется новый вид «лечения»: сода, керосин, пчелы, жук-знахарь…
Многие люди верят. В Египет едут, живут в каких-то лагерях, пьют верблюжье молоко с мочой. В Казахстан, Киргизстан ездят, курдюком лечатся.
Рак на начальной стадии может протекать безболезненно, и больные связывают свое хорошее самочувствие с псевдолечением. А опухоль незаметно прогрессирует, пускает метастазы, и к нам больных привозят уже на носилках. Досадно, что грамотные люди — туда же. Пациентка с двумя высшими образованиями лечилась в Нальчике у знахаря-травника. Зайти к ней в палату было невозможно: вся гнила. Спрашиваю: «Вы же себя видели, зачем продолжали это лечение?» Она отвечает: «Мне травник сказал ни в коем случае не ходить к врачам-онкологам: убьют, они специально химией уничтожают людей, и если вы к ним пойдете, то ко мне больше не приходите». А ее тяжелое состояние объяснял тем, что организм очищается, опухоль выходит наружу, а рана потом зарубцуется.
Сил уже нет такое слушать. Не знаю, как еще доносить до людей, чтобы не запускали свою болезнь, чтобы обращались на начальной стадии, когда можно реально помочь.
Очень важен позитив
— Сегодня из-за коронавируса онкологические больные находятся в группе повышенного риска. Ослабленный иммунитет — прямой путь к заражению этой инфекцией. Естественно, наш онкологический диспансер, как и все, перешел на карантинный режим работы и усилил меры безопасности. Отменены посещения пациентов, ограничены плановые консультации и прием на диагностику. Сотрудников допускают только при наличии респираторной маски и после замера температуры при входе.
Для наших больных большую роль играет позитив. Стараемся оградить их от негативной информации. Картины у нас висят, как в музее. Когда решил украсить ими отделение, узнал, что они довольно дорогие. В школе я неплохо рисовал, поэтому загуглил: «Что нужно, чтобы написать картину маслом?» По списку все купил. Дома открыл видеоуроки на YouTube «Живопись для начинающих». Поставил холст, нарисовал несколько картин и повесил их в отделении.
В итоге художество свое свернул: у красок едкий запах, а у меня четверо детей.
Популярностью среди больных пользуется и книжный уголок. Даже наш электрик радуется: «Адам, как хорошо, что ты сделал этот уголок». Принес свои старые книги в коллекцию. Стараюсь покупать книги, которые увлекают. Когда пациенты читают, меньше думают о плохом. Книги постоянно приходится докупать: их почему-то уносят. Я уже и подписываю, и пишу: «Не воровать».
И еще свои рассказы распечатал. Говорят, читать забавно, такой грустный юмор. Вот, например, рассказ «Позвони мне, позвони» — один из часто читаемых — про то, как даешь пациенту свой номер для записи на госпитализацию, а он может просто так звонить и на рассвете, и в час ночи.
Фото: Диана Магомаева
Для себя завел в кабинете муравьиную ферму: расслабляет и глаз радует. После тяжелых операций как раз нужно.
Почему не традиционный аквариум с рыбками или клетка с попугаями? В детстве они у меня были. Во время войны мы уехали на несколько дней, а вернулись нескоро. Когда вошли в квартиру, первое, что я увидел, — разбитый аквариум с мертвыми рыбками и пустую клетку.
Поэтому я завел муравьиный аквариум с маткой и яйцами. Со временем муравьев стало 30 штук, среди них и строители, и охранники, и санитары.
Еще появилась идея поставить в коридоре искусственное дерево и после каждой проведенной операции вешать на него розовую ленточку — символ борьбы с раком молочной железы. Принес из леса деревянный ствол, просверлил в нем отверстия и вставил в них искусственные ветки, которые заказал в интернете. Назвал его «Дерево жизни», на нем сейчас более 170 розовых ленточек.
Нужно еще одно делать — это уже переполнено.
Диана Магомаева
Источник
В Чечне созданы условия для выявления и лечения рака, проблема – в отношении к самой болезни
Седа Магомадова
Автор статьи
В Чечне количество выявленных случаев онкологических заболеваний растет год от года в среднем на 10-12%. Жители республики предпочитают выезжать на лечение в Москву или за границу, не наблюдаясь в дальнейшем у врачей, а женщины и вовсе стесняются обращаться за медицинской помощью. С чем это связано, выясняла корреспондентка КАВПОЛИТа.
Как в московских клиниках
В 2007 году по распоряжению Рамзана Кадырова в поселке Мичурина началось строительство онкологического центра, оснащенного новым современным оборудованием.
Ежегодно в диспансере получают лечение более 16 тысяч человек, выполняется до 11 тысяч оперативных вмешательств, в том числе расширенные комбинированные реконструктивно-пластические и органосохраняющие операции. Но вопрос онкологических заболеваний продолжает оставаться для республики актуальным.
По мнению советника главы Чечни по здравоохранению и по совместительству главного врача диспансера Эльхана Сулейманова, для диагностики и лечения онкобольных в республике созданы все условия.
– О нашей клинике знают уже многие, – говорит Эльхан Сулейманов. – Восемь месяцев назад в нашем диспансере открылся хирургический блок. И наш опыт уже интересен таким учреждениям, как онкологические институты имени Герцена и Петрова, которые в России имеют историю больше века.
По поручению главы республики в Чечню были приглашены специалисты из Северо-Западного административного округа.
– Одно из первых пожеланий Рамзана Кадырова заключалось в том, чтобы пригласить в республику врачей, к которым едут больные из Чечни, – рассказывает главврач диспансера. – Это и менее затратно, и более удобно. Сейчас у нас работают ведущий хирург Москвы и Санкт-Петербурга Андрей Головин и еще один специалист в этой области, приглашенный из онкологического института имени Герцена.
А на днях к нам прибудет профессор Евгений Калинин, который тоже с удовольствием согласился поделиться с нами опытом в области хирургии.
До 2015 года в Чечне работала только онкологическая поликлиника, шел повальный отток пациентов за пределы республики
С 19 октября в онкодиспансере планируют начать проводить лучевую терапию, что позволит проводить полную диагностику больных.
– Лечение онкологии имеет три направления: хирургическое, химиотерапия и лучевая терапия, – поясняет Сулейманов. – Когда мы начинали, в республике не то что службы лучевой терапии не было, не было даже специалиста-радиолога. На сегодняшний день у нас есть радиологи, медицинские физики, операторы, дозиметристы. И с понедельника с помощью наших друзей-радиологов из Новосибирска и Москвы, которые будут приезжать первое время и передавать свои навыки молодым специалистам, мы начинаем лучевую терапию. У нас даже есть линейный ускоритель. Это позволит воздействовать не на весь организм, а только на очаг заболевания, что позволит пациенту избежать облучения. Это событие можно считать историческим.
На фото Эльхан Сулейманов
Еще в прошлом году смертность от онкозаболеваний в Чечне была одной из самых высоких по России. До нынешнего года в республике функционировала только онкологическая поликлиника. В ней просто вели прием пациентов, но существенной помощи в плане лечения и диагностики учреждение оказывать не могло. Из-за этого и шел повальный отток пациентов за пределы республики.
– Когда я только пришел работать, то стал выяснять, сколько пациентов лечится в московских поликлиниках, – вспоминает Эльхан Сулейманов. – Оказалось, что на стационарном лечении в Москве находились около 400 пациентов из Чечни. Лечение этих пациентов осуществлялось за счет бюджета республики, что является большим ударом как по карману государства, так и самих больных.
По мнению главврача, онкобольные из Чечни должны лечиться у себя в республике не только потому, что это более доступно, но еще и из-за необходимости дальнейшего послеоперационного наблюдения.
– В республиканском онкологическом диспансере на учете стоят 14 тысяч человек, – говорит Сулейманов. – И в год мы выявляем порядка 2,5 тысяч вновь заболевших. Если считать больных, становящихся на учет за пределами республики, то цифра будет больше. Должно пройти время, чтобы наша клиника завоевала доверие жителей. На сегодняшний день нашим пациентам в плане хирургии оказывается такая же медицинская помощь, как и в московских клиниках, и делается это бесплатно.
Стыдно обращаться за помощью
15 октября был Всемирный день борьбы с раком молочной железы. К нему в республиканском онкологическом диспансере приурочили день открытых дверей. Врачи онкологи-маммологи, гинекологи и хирурги бесплатно обследовали женщин. Руководство диспансера, объявляя об этом мероприятии, рассчитывало на большой ажиотаж, но ожидания врачей не оправдались.
– Рак молочной железы является одним из распространенных онкологических заболеваний среди чеченских женщин, – рассказывает Эльхан Сулейманов. – В западных странах женщины обучаются самообследованию, поэтому там выявляют рак на ранних стадиях. Нашим женщинам делать это стыдно. Сейчас необходимо переломить сознание чеченских женщин, убедить, что необходимо чаще обследоваться.
Основная причина рака у женщин – стресс. Если бы они вовремя обращались за помощью, половину можно было бы вылечить
Шовда Хаджиматова – хирург-маммолог республиканского онкодиспансера. По ее мнению, пока женщины не перестанут стесняться и скрывать свои болезни, число заболевших будет расти.
– Если женщина все же решается прийти к нам на обследование, и мы выявляем у нее рак молочной железы, то она не всегда соглашается пройти лечение, – рассказывает Хаджиматова. – То страшно диагноз услышать, то перед родственниками мужа стыдно, то мужа боятся потерять – мол, больная жена никому не нужна.
Хаджиматова считает, что основной причиной злокачественного заболевания у женщин является стресс. И если бы они вовремя обращались за медицинской помощью, то половину онкобольных можно было бы вылечить.
– Они приходят, когда их болезнь находится уже на третьей или четвертой стадии, – говорит хирург-маммолог. – Таких больных уже трудно вылечить, а родственники потом претензии свои предъявляют нам. Все это из-за халатности женщин по отношению к своему здоровью.
«Либо я, либо лечение»
45-летня Лолита Ибрагимова полгода назад развелась с мужем. В браке они прожили 15 лет, но детей у них нет.
– О болезни узнала полтора года назад, резко ухудшилось состояние здоровья, – рассказывает Лолита. – Когда в больнице мне сказали, что у меня рак груди, я долго не могла прийти в себя. Дома рассказала мужу, а он ответил: «Выбирай: либо я, либо лечение». Я тогда побоялась одна остаться, вот и не стала лечиться. Через год муж женился во второй раз. Я потерпела полгода и ушла. Сейчас врачи говорят, что надежды на выздоровление нет.
Когда родственники узнали, испугались, что заразятся и отправили меня домой. Это еще больше ухудшило мое состояние
Почти у каждой женщины схожая история. Румиса Идрисова боялась рассказать родственникам мужа, что болеет и проходит лечение. Говорит, что в Чечне сноха болеть не имеет права.
– Когда родственники узнали, испугались, что заразятся и отправили меня домой, – со слезами рассказывает Румиса. – Это еще больше ухудшило мое состояние, и если бы не поддержка отца и братьев, я бы наложила на себя руки.
Думала, что муж одумается, и мы вместе переборем эту болезнь, ведь я была с ним в тяжелое для его семьи время. А он лишь сказал: «В Чечне больная жена никому не нужна, и я не исключение».
Сегодня Румиса в поликлинику ходит на плановое обследование. Операция прошла успешно и она даже подумывает выйти на работу.
– Еще два года назад я и не мечтала, что буду улыбаться, – говорит Румиса. – А сейчас мне предлагают работу в детском саду, и я от одной мысли об этом расплываюсь в улыбке.
Фото автора
0
Распечатать
Источник