Как я вылечил невроз православие
Ксения Калиновская рассказывает о своем многолетнем опыте лечения тревожного расстройства – одного из самых популярных заболеваний века.
С чего все началось
Посткризисное время. Мне было 22 года, один сменяющийся другим интересные рабочие проекты таяли, как лед на солнце, и я, не замечая того, скатывалась в тихую творческую депрессию.
Шла поздняя осень, из своей милой квартиры пришлось переехать к маме в шумную коммуналку. Не то чтобы это расстроило, но события в новом пространстве стали для меня фатальными. Одним ноябрьским утром, стоя над умывальником и чистя зубы, я чуть не раскусила зубную щетку. Меня колотило, сердце ходило в груди, бил озноб и оцепеняющий страх взял в железные объятия мое тело. Я на автопилоте дошла до нашей комнаты, села на диван и минут десять не могла сказать ни слова. Тогда я совершенно не понимала, что произошло, но подобные приступы начали меня преследовать. Затем, другим декабрьским вечером, я вскочила с кровати, слыша оглушающие вопли. Выбежав в коридор и добежав до кухни, я обнаружила мать с разбитым лицом, соседа-алкоголика и его уже подоспевшую подлую жену.
— Это она сама себя ударила! – орала жена, а в это время мои глаза бегали по кухне то ли в поиске ножа, то ли сковородки. Холодный рассудок взял вверх, и я побежала звонить в милицию сквозь продолжающиеся вопли и оскорбления соседей. Мало того, всю зиму в этой чудесной квартире за нашей стенкой поселился молодой человек, который предпочитал слушать громкую музыку исключительно ночью и на свои вечеринки звать всех бездомных хипстеров района. Тонкие стены передавали всю прелесть их веселья, но только я окончательно потеряла сон и – чего уж – стала похожа на настоящего зомби из «Ходячих Мертвецов», перманентно стуча в его дверь молотком в отсутствие реакции на бесконечные вызовы милиции.
Через месяц от отсутствия сна и в глубоком неврозе я начала слышать голоса. И тут – предложение работы мечты!
О мифическом мышлении, или как не надо лечить болезнь c Божьей помощью
Желая срочно привести себя в порядок, я решила отправиться в храм «на вычитку» (экзорцизм), чтобы разом очиститься и одним махом решить проблему с Божьей помощью.
Меня окрестили грешницей (разумеется), прописали 40 поклонов в день с молитвами и еще целый пакет мракобесия в придачу. После этой вычитки мои панические атаки приняли такую форму, что мне по-настоящему стало страшно. Страшно жить, так как казалось, что рассудок вообще отказывался слушаться. Для полноты картины кризисы приняли форму жесткой «измены», которая случается после курения марихуаны или принятия психотропных наркотиков – это могло длиться днями, неделями. Только четыре года спустя я начала понимать, что это были не демоны, а истерический невроз с затяжными паническим кризисами. Но тогда-то я верила, молилась и ушла с головой в новую любимую работу, которой я посвящала 24 часа в сутки, чтобы не думать о себе. И о демонах, разумеется.
Вывод: не стоит ухудшать состояние психики в кризисе церковными ритуалами, а если вы еще и восприимчивы, то такие процедуры на пользу никак не пойдут, если не предложат обратный эффект. Забегая далеко вперед, скажу, что я полностью избавилась от предрассудков и являюсь махровой атеисткой. Но для этого необходимо было пройти и через эту дрянь.
Альтернативная медицина, целители, знахари, бабки на страже помощи за ваши деньги
Летом того же года мама решила взяться за меня и отвела на компьютерную диагностику» в «Коралловый клуб». Да, тот самый, где вам обещают здоровье через водичку и таблеточки неизвестного производства за баснословные деньги. Начальник этой конторки отозвал маму в подсобку и рассказал, что… у него есть третий глаз, которым он увидел у меня за спиной умершего родственника – его необходимо изгнать (понятно, что православная церковь плохо справилась, а он-то лучше может). Тут сердобольная мама все ему и выложила о моем состоянии. С деньгами, конечно. Мужик поводил рамками, маятником, сказал, что у меня –70% энергии в поле, нужно лечить токсоплазмоз, который показал компьютер (!) и читать парастас по усопшим 40 дней.
Конечно, я прочитала. Я-то сходила с ума и готова была читать все, что угодно, запивая таблеточками за 30$, только бы отпустило.
Добавить к лечению я также не поленилась и разных официальных знахарей: мне «отодвигали астрал», «закрывали каналы», накладывали руки, давали пить травки-муравки и ни один чудотворец ни разу не озвучил ничего банального, например, нервного истощения. А регрессивный гипноз, казалось бы проведенный у специалиста, хотя и вывел меня к настоящей проблеме, но решить ее никак не удалось. Я рыдала от увиденного две недели, мне стало легче на душе, но панический страх никуда не делся.
Сейчас я понимаю: целители будут рассказывать любые несуществующие сказки и, почувствовав, что человек плавает в своем заболевании, уверять, что врачи – зло, что вас будут пичкать тяжелыми таблетками, которые не помогут, и что только они, светила во тьме, способны помочь – нужно только ходить к ним чаще. Чаще. И чаще. И платить вперед, и еще подписывать договор об отсутствии претензий.
Вывод: если есть желание испытать кого-то из мира фантастики – договаривайтесь об оплате после результата.
Как обратиться за помощью в психдиспансер и окончательно не свихнуться
Шел четвертый год моей болезни, она стала хронической, вялотекущей и я училась уже не пугаться приступам. Спустив на шарлатанство практически новый валютный автомобиль, было принято решение как-то с этим жить. Стал знаком советский диагноз ВСД, для меня открылись форумы о панических расстройствах и весь их список в Википедии.
Как водится, порядочная девушка при должности, о которой все отзываются как о «железной леди», тихо переживающая свои приступы не моргая глазом, просто так идти в психдиспансер боялась. И я нашла через тридесятых знакомых психиатра, к которому могла пойти по знакомству.
Им оказалась милая женщина, работающая заведующей. Она произвела приятное впечатление, объяснила, как работает «дурка», и что хорошо бы пойти на обследование – то есть лечь в стационар. У стационара есть свои преимущества: вам предлагают комплексное обследование, включающее необходимых специалистов, что звучало неплохо. Плюс, психиатрическая лечебница – это государственное учреждение, где анализы могут сделать бесплатно. Правда, в итоге вы все равно окажетесь у участкового психиатра, и тут может ждать или подвох, или удача – все тотально зависит от врача.
Увы, участковая, начиная слушать мою историю, десять раз перебила: «Быстрее, у нас на пациента 15 минут» и «Что-то вы очень сложно все рассказываете, что вас все-таки беспокоит? Тревога? Страх? ПА?» Не выслушав как следует, доктор выписала мне откатный (по скидке в аптеке) тяжелый трицикличный антидепрессант, который обещал еще и снотворный эффект. «Вот, пейте на ночь, и через месяц увидимся. А еще… Приходите к нам в церковь, я пастор. Я раньше лечила без Божьей помощи, а сейчас с верой! У нас будет рок-концерт!»
Вывод: обращаться туда все равно стоит, хотя бы потому, что:
1) Вам сделают все обследования разом, бесплатно или за скромные деньги.
2) Вы поймете, какого типа расстройство (неврология, психика, эндокринные проблемы или всего понемногу).
3) Шанс попасть на хорошего врача все-таки есть – имея терпение, можно попробовать сходить на прием к разным. Все-таки именно тут концентрация клинических специалистов на квадратный метр высока, и в случае успеха вы получите нормальное назначение рецептурными средствами (седативные, антипсихотики или АД). Главное, найдите своего врача.
Психотерапия и антидепрессанты
Последние 300$ я потратила на психотехнолога, который обещал обучить меня технике управления напряжением и расслаблением в теле, открыто сказал, что запущенная форма гипервозбуждения с переутомлениями нервной системы и дает феерию моих приступов и ощущений, завещал много спать, сходить за психотерапией и делать эту энергогимнастику – все должно было получиться, как тут я переехала жить в другую страну за океан, и там меня ждали антидепрессанты. Шел пятый год болезни.
В США я обратилась со своими проблемами к семейному врачу, и, выслушав меня внимательно, задав наводящие вопросы, он предложил мне два препарата – антидепрессант и транквилизатор. Второй для более мягкого «захода» на антидепрессант (в первые недели при начале приема АД симптомы могут вести себя очень по-разному, причиняя массу неудобств. Это адаптивный период для метаболизма и его просто необходимо перетерпеть с пониманием. Буквально через месяц состояние выравнивается. Ощутимо хороший результат у меня наступил только на четвертый месяц. Еще раз повторяю – все индивидуально).
Совершенно случайно я нашла и психотерапевта: в разговоре с близкой подругой делилась, что хочу взять собаку, а муж против. Подруга порекомендовала специалиста, которая ей самой помогла ранее сохранить отношения с мужем.
Моя первая психотерапевтическая сессия длилась семь часов, как вспоминает врач, пока я полностью подсознательно не убедилась, что именно она может вскрыть все мои тайники и «закрыть гештальт», я не уходила из ее кабинета. Мы продолжили интенсивную терапию по две-три сессии в неделю длительностью в месяц вместо полугода. Я только спала, ела и ходила на сессии как на работу. Результат превзошел все мои ожидания: кроме того, что я разобралась в себе, поняла и приняла все свои стороны, я решила массу попутных проблем.
Месяцем позже я обратилась к семейному врачу с просьбой отмены АД и за еще один месяц сошла с препарата совершенно без побочных эффектов и синдромов отмены. Я гордо заявляю, что научилась управлять своими демонами и динозаврами, знаю, от чего у меня возможны психические расстройства, где находятся предохранители и какие ситуации могут их сорвать. Я поменяла свой образ жизни и режим, чтобы не допускать даже вариантов, способных провоцировать невротические реакции, а если и попадаю в «опасную ситуацию», то понимаю, что может произойти и как реагировать. Я остаюсь на связи со своим врачом и еще около года планирую проходить поддерживающую терапию от раза в неделю до раза в месяц.
Большой итог: как все-таки расправиться с неврозами?
1. Принять как должное: все, что с вами происходит – это болезнь, расстройство психической саморегуляции. Это обратимый, но нудный процесс. Это надо лечить. Именно лечить! Самовнушение, взятие себя в руки, алкоголь, наркотики и рок-н-ролл не являются лекарством, а лишь приятными катализаторами в процессе выздоровления.
2. Проблемы данного типа не решаются только таблетками. Таблетки помогают снять позитивные симптомы и помочь химии мозга восстановить или притупить реакции. Работает все вместе, как в похудении – таскать железо в зале бесполезно, если топчешь дома за троих.
3. Стоит начать с диагноза – походить по врачам, увы, придется. Нужно подойти к этому с уверенным терпением и послушать двоих-троих: невролога, эндокринолога, психиатра и/или психотерапевта.
4. Не стоит пугаться диагноза – это не приговор, а рекомендация. Может, у вас тяжелая депрессия, которую не каждая «сильная и независимая» вообще способна у себя диагностировать, а может психотравма подкралась незаметно (как у меня, например). Или переутомление дало свои плоды, щитовидка забарахлила, либо вы вообще просто в себе запутались и начали истерически бояться будущего. Важно это выяснить и подремонтировать, ведь так?
5. Если вам предложили препараты, внимательно обсудите их с врачом. Нет тяжелых и нет легких, есть подходящие именно вам. На это тоже придется потратить время. Также надо принять тот факт, что «заходить на дозу» может быть неприятно, симптомы ухудшатся и вообще может стать на какое то время хуже – но потом, когда этот период пройдет, вы почувствуете заветное облегчение и возвращение в себя «нормальную», способную жить и делать сальто-мортале!
6. Поиск своего терапевта. Под терапевтом я подразумеваю специалиста, который как АД подойдет именно вам. Это предпоследний и самый важный пункт. Как искать? Методом проб, рекомендаций. Да, придется потратиться и, может, будут разочарования, но цель у нас – здоровье, а оно без труда не возвращается. Так что никаких отговорок, начинать нужно уже. Спрашивайте у знакомых, читайте форумы и отзывы. Если нет возможности идти на прием, смело звоните и говорите с доктором, задавайте вопросы: занимаетесь ли именно этой проблемой, какими техниками, сколько длится лечение и смело спрашивайте об отзывах! Не думайте скромничать или стесняться: «Могли бы вы дать контакт клиентов, кто мог бы вас мне отрекомендовать?». По реакциям вам многое станет ясно: человек, у которого есть результаты, делится ими охотно. Ведь его цель – ваше здоровье, а не нажива. Нормальный врач спокойно сориентирует по срокам и ценам, даст все необходимые ответы.
7. На приеме: терапевт должен вас «взять». Если общение идет вялое, холодное, вам ничего не понятно и ответы на вопросы вас не устраивают – говорите. Если ситуация не меняется – уходите. Будьте готовы морально обнажаться: вероятно, начиная с одной проблемы, вы можете уйти в другую сторону, куда и не предполагали, но психотерапия – она такая. Не быстрая. Анализ ваших проблем врачом – это исследование личности и ее травмированных участков. Кто-то может открыться и работать быстро, а кому-то нужны годы. Еще раз напоминаю – врач должен доказать вам, что именно он может помочь не громкими словами, а вашим обратным ощущением комфорта, безопасности и удовлетворенности. Вам должно быть очень комфортно с этим человеком, и главное – вы должны ощущать, что идете в том самом направлении, это будет знаком, что путь и специалист выбран верный.
8. Поддержка. Обязательно обзаведитесь поддержкой – это могут быть как друзья по несчастью, так и близкий человек, подруги или родители. Тот, кто хорошо понимает и разделяет вашу боль, с кем вы будете делиться ощущениями и успехами. Тот, кто хорошо вас знает и будет наблюдать со стороны – эта связь так же необходима, как и ваш врач, только она останется навсегда и будет доступна в любой момент, когда понадобится.
Многое, увы, не поддается лечению, но психические расстройства – поддаются. Я желаю каждому в беде стать на путь своего исцеления и найти свой рецепт. Вот и все. Не болейте!
Источник: thedevochki.com
ОТПРАВИТЬ:
Статьи по теме:
- Оргазмический невроз.
Что это такое и как с ним бороться. - Как это — быть тревожной и не сойти с ума.
О постоянном волнении. - «Тогда я и буду вести себя, как безумная».
Письмо Мерилин Монро, написанное в психбольнице.
Источник
Яков Кротов: У нас в студии двое профессионалов – психологов, психотерапевтов, Марина Филоник и отец Евгений Пискарев.
Начнем с небольшого интервью – тоже с психологом, Александрой Имашевой, о том, что такое невроз и как верующему жить с неврозом.
Александра Имашева: “Невроз” – это устаревший термин, сейчас говорят – “расстройство адаптации”. То есть это некое нервно-психическое расстройство, которое, в общем-то, не является психозом и следствием характера, характерологическим нарушением. Он возникает при стрессе, при психотравме, при каком-то конфликте, и вот психика человека так реагирует. В общем, это расстройство, но легкое (хотя оно бывает и серьезным), обратимое. Человеку с неврозом можно помочь без медикаментов, или он сам может помочь себе. При психозе уже нужно медикаментозное лечение. Обычно признак невроза – это то, что человеку самому плохо при этом, и он понимает, что с ним что-то не так.
Александра Имашева
Я не знаю, имеет ли вера какое-то отношение к неврозу. Верующие люди – такие же люди, как и все другие, и они могут испытывать неврозы. Другое дело, что, конечно, вера дает некую духовную базу, некое основание для психики, и поэтому зачастую верующему человеку бывает легче с этим справиться: есть Бог, Он благ, Он мне поможет.
Яков Кротов: Отец Александр Мень говорил, что “все нормальные москвичи ходят в московские храмы, а ко мне человек едет лишний час: понятно, что у него что-то еще дополнительное”. За себя могу твердо сказать, что тогда, 40 лет назад, у меня была куча неврозов. Не могу сказать, что они все прошли, ехидство и саркастичность остались, хотя и поубавились, но когда я сегодня смотрю телеканал “Спас” или какие-то телетрансляции по большим праздникам и вижу гладкое, спокойное, сияющее православие, мне кажется, что я лучше буду с убогими, с достоевщиной. Это у меня невроз или понятное желание?
Марина Филоник: Похоже, что вы хотите отстаивать подлинность и интуитивно говорите о подмене, некоторой фальши, лицемерии, искусственности. Видимо, есть ощущение: когда все слишком гладко и здорово, то так не может быть, а нормально – это когда есть немножко изъяна. Когда-то Федор Василюк, мой учитель психотерапии, обсуждая, каким должен быть психотерапевт, кто вообще может заниматься психотерапией, говорил, что психотерапевт сам не должен быть носителем идеального психического здоровья, тогда для клиента он будет слишком идеален, он должен быть по десятибалльной системе на семь-восемь баллов, немножко с животиком, немножко с какой-то кривизной, немножко с неврозом, но не в психозе, конечно. (Смеется.) Возможно, вы ратуете за правду и природную красоту.
Яков Кротов: А вы как думаете, отец Евгений, лучше быть невротиком или ханжой?
Когда мы играем роль, можно заиграться – я говорю по существу или во мне действительно живет спокойный дух Божий?
Евгений Пискарев: Важно соответствовать своему состоянию. Когда мы играем роль, можно заиграться – я такой весь из себя вальяжный, я говорю по существу или во мне действительно живет спокойный дух Божий? Будучи в публичной ситуации, я соединяюсь с этим духом. Вот на службу священник облачается, молится и потихонечку входит в иное, богослужебное состояние души. Что такое невроз, к чему он ведет? Это может быть невроз совестливости.
Марина Филоник: В интервью мы слышали такую точку зрения, что верующий как бы в более выгодных условиях, у него есть Бог, есть дополнительный ресурс – религия, и вера как ресурс, конечно, помогает лучше справляться с неврозом. Но я могу сказать из большого опыта работы с верующими и церковных служений, что это двояко, и в ряде случаев здоровая религиозность будет способствовать улучшению психологического здоровья человека, но нередко мы имеем дело с таким феноменом, который я условно называю “церковь цементирует невроз”. Человек приходит с тем или иным внутренним перекосом и вычитывает из церковной традиции то, что подкрепляет его невротичность. Была у меня низкая самооценка, неуверенность, детские травмы, меня гоняли в школе, я боялся людей, был социофобичен, стеснителен и считал себя ужасным (феномен “гадкого утенка”). Я прихожу в храм, читаю про смирение: святые видели свои грехи как песок морской, быть хуже всех – это круто. И я понимаю, что у меня все супер, у меня смирение, я на пути к святости. И тогда уже психотерапия более безнадежна, потому что не будет запроса, я буду убежден в истинности этого, формируется такая подмена. И тогда религия, вера – это не то, что позволяет мне улучшать мое состояние, не ресурс, а то, что, наоборот, закрепляет нездоровую картину мира. Таких примеров очень много, и с такими людьми потом гораздо тяжелее работать, поворачивать их в сторону расширения взгляда, здоровья.
Яков Кротов: А чем вообще занимается психолог?
Евгений Пискарев: По-разному, кто как. Например, тренер – я натаскаю человека на определенный результат, как на сдачу ЕГЭ.
Яков Кротов: А в религии обращение – это разве не то же самое, что поворачивание? Отвернись от зла и повернись ко благу.
Евгений Пискарев: Это произвольный, субъективный акт. А когда я поворачиваю другого, я каюсь сам, но не каюсь за другого.
Яков Кротов: А вот Иуда… Женщина помазывает ноги драгоценным парфюмом, по 300 сестерциев – это примерная цена очень хорошего раба, на современные деньги где-то 20–30 тысяч долларов, и он говорит, что лучше было бы продать… Это же тоже какой-то невроз – все время подсчитывать. И эти 30 сребреников, которые потом он отбрасывает – действительно жадный человек не выбросил бы деньги.
Евгений Пискарев: 30 сребреников – небольшая сумма… Вы предлагаете нам исследовать психопатологию Иуды?
Яков Кротов: Скорее психологию предательства, потому что все мы немножко предатели.
Марина Филоник: Мне не отзывается идея говорить, невроз это или нет, потому что тут есть противоречия. Но если бы была идея фикс про деньги, не было бы такой корреляции про 30 сребреников. Есть непоследовательность, и в этом смысле можно говорить, что есть какой-то дефицит целостности. И ключевое, как мне кажется, это все-таки страх, но это не про деньги.
Яков Кротов: А почему он покончил с собой? Это, видимо, тоже результат какого-то ужаса в нем.
Евгений Пискарев: Это скорее от безвыходности.
Яков Кротов: Но безвыходность мнимая. Можно было бы поплакать и покаяться, как Петр. А сколько предателей не каялись и спокойно брали деньги – и ничего. Я к тому, что невроз – это, кажется, не всегда плохо. В культуре XIX века, даже, может быть, и пораньше… Романтики говорят, что если бы Адам и Ева не покинули рай, они были бы подлецами, они купились бы на это блаженство, а они его покинули, сатана восстал, значит, невроз – это мощное средство творческого духа. Пушкин же был невротик? Чуть что, сразу стреляться…
Марина Филоник: Ну, это все-таки еще культурно обусловлено.
Яков Кротов: Но таких, как Пушкин, который при каждом случае – на дуэль, были все-таки единицы, это было не очень нормальное поведение. А вот Фет – странный поэт и тайный советник, и это кажется диссонирующим. Может ли христианин быть совсем уж нормальным?
Марина Филоник
Марина Филоник: Христианин ничем не отличается от всех остальных людей, он тоже человек. Мне кажется, не так важно, есть ли у меня невроз, а важно, что я делаю с тем, что у меня есть – страсть, зависимость, невроз, что угодно, важна моя личностная позиция. Я могу быть захвачен аффектом, своим невротическим позывом, могу быть пассивной жертвой этого, объектом, и это одна история, а могу быть над этим, в рефлексивной, субъектной позиции, и это хорошо. Мы знаем, как прекрасны творческие произведения людей с тем или иным психическим расстройством, даже уже не невротического, а чаше психотического уровня. И это очень классный способ – терапия творческим самовыражением, например, когда мы даем переживанию творческую форму. А если у меня слишком все гладко, спокойно, и не про мирную целостность, а скорее про равнодушие, то там и не будет порыва.
Евгений Пискарев: Психопатология – это когда человек играл-играл и заигрался, врал-врал и заврался, и он уже живет в ложной самоидентичности. Если он говорит о себе, что он – Наполеон, тут явное несоответствие, а если он говорит о себе что-то очень приличное, типа “я врач, у меня есть диплом врача”, – по случаю купил его в переходе…
Марина Филоник: Про идентичность я бы поспорила. Покажите мне людей, у которых есть подлинная идентичность. Насколько мы вообще знаем, кто мы? Это очень серьезный вопрос.
Актер – глина в руках режиссера, а христианин – глина в руках пастыря
Евгений Пискарев: Кто я – субъект или тот, кого поворачивают? Спортсмен – глина в руках тренера, актер – глина в руках режиссера, а христианин – глина в руках пастыря.
Яков Кротов: Это невроз?
Евгений Пискарев: Это позиция. И какая у него будущность? Я ни за что не отвечаю, отвечает тренер, режиссер, пастырь, и я им доверяю.
Яков Кротов: То есть когда человек задает Богу вопрос о смысле страданий, о смысле своей жизни, то это, может быть, невроз, потому что Бог по определению не может высказать человеку, кто он.
Евгений Пискарев: Да, это решает сам человек. Есть понятие – “призвание”, то, на что я откликаюсь. Я могу откликаться на внешнюю красоту, а могу откликаться на суть, в моей душе это вызывает отклик.
Яков Кротов: А если душа большая и отклик патологический, и я начинаю откликаться на… порнографию?
Евгений Пискарев: И что же в этом патологического? Это естественность. Другое дело – пойму ли я, что на порнографии я не построю свою жизнь? Это резонирует с инстинктами, это психология соблазна – апеллировать к биологическому качеству и повести за собой. И за этим тоже стоит такая идея манипуляции. НЛП – установил контакт, пристроил и повел, как крыс под дудочку.
Яков Кротов: Фрейд ввел понятие невроза, и религию он рассматривал как невроз. Он был прав?
Евгений Пискарев: Возможно.
Марина Филоник: Невозможно подвести все это под общее основание. Очень важно, какова мотивация, какая личностная позиция. Одно и то же действие, религиозное поведение, одна и та же молитва, взывание к Богу о смысле жизни – мне это очень нравится, и что же здесь невротического? Важна мотивация: что я реализую этим своим действием, и осознаю ли я это. Возможно, я кормлю этим свою неосознаваемую потребность, чтобы снизить тревогу или какую-то навязчивость, каждый день читаю 20 акафистов, потому что невроз навязчивых состояний говорит мне, что если я этого не сделаю, то произойдет что-то очень плохое. Типичный пример – из обсессивно-компульсивного расстройства, например: тут религиозность ни при чем, это просто мой невроз опредмечивается в религиозную форму. Если это подлинная вера, духовная реальность человека, и он ищет Бога живого, взыскует смысла жизни, ищет себя, – почему это невроз? При этом не надо быть в иллюзиях: у нас деятельность всегда полимотивирована, всегда примешивается что-то еще. Вряд ли есть чистая, абсолютная мотивация, и бессознательное никто не отменял.
Евгений Пискарев: И как отфильтровать – я рефлексирую или не рефлексирую, я говорю себе правду, или я просто в тренде?
Когда я работаю с клиентом, я все время говорю: “Я до вас сейчас дотронусь”, – и тому подобное: считается, что важно поставить в известность. Хотя на самом деле Христос не устанавливал никаких контрактов.
Яков Кротов: А Новый Завет не надо переводить как контракт?
Евгений Пискарев: Ну, да: контракт, союз…
Яков Кротов: Да – я вам все, вы мне себя.
Евгений Пискарев: И будьте любезны на крест по контракту…
Яков Кротов: Ну, это же метафора. Его страдания настоящие, а наши невротические.
Евгений Пискарев
Евгений Пискарев: Здесь возникает тема подмены. Есть такая парадигма – часть вместо целого, когда я даю часть, а хочу получить целое, меняю.
Яков Кротов: Я вам невроз, а вы мне, товарищ Бог, Царствие небесное…
Марина Филоник: Ну, для Бога так ли важно, есть ли у тебя невроз?
Евгений Пискарев: Согласен.
Яков Кротов: А тогда зачем вы помогаете верующим? Идите со своим неврозом и молитесь…
Марина Филоник: Это же не отменяет, как и в медицине, того, что нормально хотеть быть здоровым и более свободным.
Яков Кротов: То есть и с православной точки зрения лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным?
Марина Филоник: А вы считаете, что нужно добровольно оставаться в недуге? И когда у вас высокая температура, вы не будете пить жаропонижающее, будете претерпевать страдания?
Евгений Пискарев: Высокая температура – защитная реакция организма, она дана Богом. Разве не так? (Смеются.)
Яков Кротов: Товарищи, не отвергайте медицину! Не слушайте, это психотерапевты, это не практикующие педиатры или терапевты. Действительно, Бог приемлет нас и с неврозами.
Марина Филоник: С одной стороны, не важно, что у тебя есть, чем ты болеешь. Второе: нормально хотеть более здоровой и более свободной жизни. Третье: все-таки та или иная часть психопатологии, в том числе невротизация может мешать быть в более здоровой духовной жизни, потому что слишком сильное искажение – это как грязные очки: слишком сильная моя искаженность будет мешать моим более здоровым отношениям с Богом.
Евгений Пискарев: Она искажает тотально.
Яков Кротов: Вы сказали, что поведение может быть одно, а интенции разные.
Марина Филоник: Конечно.
Яков Кротов: А мне кажется, что по Достоевскому интереснее. В “Братьях Карамазовых” два вида старцев, один старец – святой и просветленный; там получился чуть-чуть слащавый образ: травка, птички… Сами оптинские старцы над этим хихикали, потому что они знают, что зла в мире больше, чем даже в романе Достоевского. Но старец карикатурный, злобный, который всех поносит, отчитывает и так далее, это ведь совершенно другое поведение. И невротичное из них только одно – там, где агрессия. Агрессия – это невроз?
Невротизация может мешать моим более здоровым отношениям с Богом
Марина Филоник: Агрессия – это врожденная, биологическая эмоциональная составляющая. У младенца пять врожденных эмоций, и гнев – одна из них.
Яков Кротов: Гнев – может быть, а агрессия – нет. Я говорю об агрессии как о культурном, а не как о врожденном явлении. Существуют личные границы, каждый о себе их знает, и есть заповедь – не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе…
Евгений Пискарев: Это разумное поведение. Но иногда мы лишаемся разума. Кого Бог хочет наказать, того он лишает разума.
Яков Кротов: Задам вопрос, который часто слышу от атеистов и сам себе тоже задаю. Если вы верующие, христиане, все такие замечательные…
Евгений Пискарев: Что вы воюете друг с другом, где ваша любовь?
Яков Кротов: Да. Почему средний уровень антисемитизма в мире – условно говоря, 20%, а среди верующих – 23%? Почему мы хуже, а не лучше других?
Марина Филоник: Мне кажется, это скорее трагедия, чем норма.
Яков Кротов: Скорее драма, а не что-то неизбывное.
Марина Филоник: Но этот вопрос каждый может задать сам себе. Я могу спросить себя: почему, столько лет живя в храме и проходя разные этапы духовной жизни, я пока еще не являю собой источник света, мирного духа и любви?
Яков Кротов: Почему, приходя в храм, мы иногда становимся хуже?
Марина Филоник: Потому что обостряются очень многие вещи, и это опять про цементирование. Если раньше у меня что-то в себе было под вопросом, то тут я очень удобно нахожу оправдания своим качествам. У меня была агрессивность, а тут я ее классно опредмечиваю – гнать всех инакомыслящих. Раньше у меня была проблема – я не любил некоторых граждан, а теперь у меня есть отличная “крыша” под это дело.
Яков Кротов: Дайте мне Бога – и я надаю всем по шее. (Смеется.)
Марина Филоник: У меня есть право легализации, и у меня снимается вина, успокаивается совесть, и я теперь за истину всех буду расстреливать – отлично!
Яков Кротов: Можно быть верующим, гонимым, плакать и все-таки не быть невротиком? Или быть невротиком и быть святым? Бог – не только психотерапевт, но Бог может и хочет что-то сделать с нашей жизнью.
Евгений Пискарев: Бог над всеми людьми: и над невротиками, и над не невротиками. Дело в искренности. Невротик может играть свой невроз, свою болезнь, вымогая сочувствие – может быть такая стратегия. Агрессия – составной элемент, она может проявляться, а может не проявляться.
Яков Кротов: Что сделать, чтобы наша вера вела не к усугублению, а к облегчению своих и чужих проблем?
Марина Филоник: Приходить с этим к Богу и говорить: Господи, вот мой невроз, я ничего не могу с ним сделать, но Ты посмотри и сделай с этим что-нибудь.
Евгений Пискарев: Да, то есть смирение: я осознаю…
Марина Филоник: Осознаю, отделяю – “я” не равно “мой невроз”, и я несу свой невроз в корзиночке Богу. И психотерапевту. И отцу Евгению.
Источник